Фортуне де Буагобей - Дело Мотапана
— На происшествии, случившемся ночью в нашем доме, о котором ему сообщил Дутрлез.
— Дутрлез? Я его знаю — я приглашала его к себе, чтобы доставить удовольствие моему племяннику, который с ним очень дружен. Что же видел этот господин?
— Он ничего не видел… Все случилось в темноте. Он слышал, как из квартиры Мотапана вышел человек и зашел в мою.
— И на доказательстве подобного рода Мотапан строит обвинение? Полно, это несерьезно!
— Я ответил ему то же самое и прогнал его.
— И правильно сделали.
— Да, когда он предложил мне купить его молчание, отдав ему мою дочь.
— Вашу дочь?
— Он выразил желание жениться на ней.
— Какое смешное притязание! Арлетт не для него. А не рассказать ли мне об этом моему племяннику? Жак поставит на место этого мужлана!
— А мой сын все-таки остается вором, — сказал Кальпренед.
— Опять! Ах! Ради бога, друг мой, не терзайте меня! Мотапан ошибается!
— Сегодня утром, — сказал граф глухим голосом, — выгнав Мотапана, я нашел ожерелье, которое у него украли.
— Вы нашли! Где же?
— В кабинете Жюльена. Этот негодяй положил его в шкафчик и не вынул ключ.
— Но как вы узнали, что это то самое ожерелье?
— Мотапан его описал. Оно сделано из крупных опалов, обрамленных мелкими бриллиантами.
— Из опалов? Эти камни, говорят, приносят несчастье. Но что сказал ваш сын, когда вы сделали это печальное открытие?
— Его не было дома. Но, к несчастью, была Арлетт.
— Ах! Бедное дитя! Надеюсь, вы скрыли от нее, что случилось?
— Я не смог…
— Как она перенесла этот страшный удар?
— Она лишилась чувств. Я оставил ее в таком состоянии, что жалко было смотреть. Если она умрет, это будет его вина. Я говорю о ее брате.
Наступило молчание. Маркиза размышляла.
— Друг мой, — сказала она дружелюбно, — теперь я понимаю вашу горечь и ваш гнев. У вашего сына было помешательство, я в этом убеждена. Но такие болезни надо лечить сильными средствами. Что вы намерены делать?
— Что вы мне посоветуете? Я не хотел действовать, не поговорив с вами.
— Вы ставите меня в затруднительное положение, но я благодарю вас за доверие — я готова вам помочь. Только… не знаю, с чего начать. Прежде всего, скажите, где теперь это проклятое ожерелье?
— Вот оно, — ответил Кальпренед после некоторого колебания.
Он положил ожерелье на стол. Маркиза взяла его и стала рассматривать с любопытством и отвращением: ей казалось, что эти краденые камни жгут ей пальцы.
— Странно, — прошептала она, присматриваясь к ним, — кажется, я где-то уже видела эту вещь.
— Где же? — поспешно спросил граф.
— Право, не знаю, — медленно проговорила маркиза де Вервен. — Когда я рассматривала эту необычную оправу, во мне пробудилось какое-то смутное воспоминание… Мне как будто знакомы эти опалы. Сейчас их носят так редко… Но вернемся к вещам более серьезным. Вы сказали, что вашего сына не было, когда вы нашли ожерелье. Но позже, вероятно, вы его видели?
— Нет, — ответил Кальпренед, качая головой. — Я искал его весь день, но так и не нашел.
— А ночью он был в клубе?
— Полагаю, да. Должно быть, он спрятал ожерелье и вернулся туда.
— Очень плохо спрятал.
— Да, — сказал граф с горечью, — он неумелый вор.
— Вор! Никак не могу к этому привыкнуть, — прошептала маркиза. — Но все-таки не осуждайте его, пока не выслушаете. Должен же он вернуться домой.
— Чтобы взять ожерелье! Не сомневаюсь. Он, вероятно, вернется в такое время, когда мы будем спать. Но я его дождусь. Если он вернется раньше, мне сейчас же дадут знать. А если объявится в клубе, пока я у вас, месье де Куртомер, которого я встретил на Елисейских Полях, обещал немедленно сообщить мне об этом.
— Вы правы, друг мой, нужно что-нибудь делать. И если вы просите моего совета, я дам его.
— Я жду, — печально сказал Кальпренед.
— Только бы несчастный мальчик не убил себя в порыве отчаяния! — вдруг воскликнула маркиза.
— Он?! Вы о нем слишком высокого мнения! Если бы он хотел покончить с жизнью, он уничтожил бы доказательство своего преступления! А раз он спрятал ожерелье, значит, хочет извлечь из него выгоду.
— Если бы он намеревался продать его, было бы проще унести его с собой, — возразила маркиза, бросив на стол роковую драгоценность. — Надеюсь, что он не убил себя. Этим ничего не поправишь. Я уверена, Жюльен загладит свою вину. Остается решить, как вы с ним поступите.
— Я прострелю ему голову.
— Прекрасный способ искоренить зло!.. Вы забываете, что у вас есть дочь. Куда она денется, спрашиваю я вас, если останется без отца и брата? А вас отдадут под суд, мой друг. Если бы у Франции еще были колонии, куда ссылают преступников, я посоветовала бы вам отправить Жюльена в Луизиану. Надо, чтобы он добровольно уехал в изгнание и не возвращался в Париж, пока не исправится. Жюльен сбился с пути, но его можно спасти. Хотите, я помогу вам вернуть его на истинный путь?
— Да, конечно, хочу. Но уже поздно. Мотапан подал на него жалобу.
— Как он осмелился! Так вашего сына теперь могут арестовать?
— Да.
— Однако невозможно, чтобы с молодым человеком из почтенной семьи поступили как с отъявленным злодеем… — прошептала маркиза, качая головой. — Впрочем, нет, это возможно. Но должны же быть доказательства…
— Доказательства?.. Вот, — сказал граф, указывая на драгоценность.
— Но оно у вас, — возразила маркиза. — Счастье, что вы нашли ожерелье, а то его могли бы найти другие…
— Я даже ждал сегодня полицейского комиссара. Он не пришел, но может явиться завтра и произвести обыск.
— Который ни к чему не приведет, потому что ожерелья там нет.
— Скажут, что мой сын его перепрятал. В доме, где я живу, все будут против него. Этот Дутрлез не возьмет назад своих показаний. А Бульруа, который живет надо мной, ненавидит меня, потому что я не хочу его принимать. Консьерж — свободомыслящий негодяй. Эти люди сделают все, чтобы навредить мне, обвинив Жюльена.
— Его могут обвинить, но пусть попробуют осудить, если не найдут так называемую фамильную драгоценность Мотапана!
— Может быть. Тем не менее он будет обесчещен, а я этого не хочу, — сказал граф с мрачным видом. — Маркиза, вы можете оставить эту вещь у себя?
— Оставить у себя?! — воскликнула маркиза. — Не имею ни малейшего желания.
— Но что же мне с ней делать?
Маркиза вздрогнула:
— Да, вы же не можете хранить его у себя. Я об этом не подумала.
— Теперь вы видите, что мой сын погиб, — холодно сказал Кальпренед.
— Нет! Есть выход. Собственность Мотапана должна вернуться к нему. Надо незаметно ее вернуть. Мне кажется, так часто делают.
